22.06.2022
И все-таки поиски продолжаются. И сегодня я могу с вами поделиться еще одной хорошей новостью. Нашлись родственники одного из выживших воспитанников Ейского детского дома Левы Орченко.
Фотография Левы Орченко одна из немногих, что сохранилась в фондах Ейского музея. Вот, что мы знали об этом парнишке из документальной повести Леонида Дворникова «От имени погибших»:
«…Были у нас и другие дети, которые обычно называют в чем-либо одарёнными. Среди таких в некоторой степени выделялся Лева Орченко. В школе он учился лучше других, хорошо играл на гитаре и пел русские народные песни под собственный аккомпанемент. Он один из первых, несмотря на больную правую руку, овладел техникой игры на баяне и исполнял простые танцевальные пьесы и песенные мотивы.
- Из Левы получится хороший музыкант, если он уже сейчас старается самостоятельно разучивать мелодии, - похвалил его однажды руководитель художественной самодеятельности Модест Модестович, который был страстно влюблен в музыкальное искусство, но скупой на слова…».
Родился Лев - Леонид Иванович Орченко в городе Симферополе 3 февраля 1925 года. В 1933 году родители Левы умерли и его определили в симферопольскую клинику ортопедии и травматологии. Во второй половине тридцатых годов в костнотуберкулезных санаториях Крыма и в клинике ортопедии и травматологии при кафедре госпитальной хирургии Крымского медицинского института образовалось 15 детей – девять мальчиков и шесть девочек, прошедших полный курс лечения и подлежащих выписке. Эти дети нуждались в школьном обучении и в привитии им трудовых навыков. Но у абсолютного большинства из них не имелось родителей и места жительства. Возник вопрос о создании специального детского дома на базе социального обеспечения. Одним из первых воспитанников этого детского дома был и Лев Орченко. С самого первого дня пребывания Левы в детском доме ему доверялись финансовые операции при посещении кино, цирка или краеведческого музея.
Почти все дети учились в расположенной рядом симферопольской средней школе № 14. Из воспоминаний Лени Дворникова:
«…Наша школьная учительница Надежда Николаевна Маркова, сухонькая высокая старушка, поручила заниматься со мной однокласснику Леве Орченко, тихому с фотогеничным лицом товарищу. Он аккуратно следил за своей внешностью, отлично учился в школе, и, несмотря на больную правую руку, старался перенять игру на гитаре у Шуры Макарова, особенно народные мелодии. Заниматься Леве Орченко со мной, по-видимому - не очень-то хотелось, и он, протягивая мне свою старенькую ученическую ручку со стертым пером, однажды сказал:
- Меняемся с тобой?
- Зачем? У меня же новая…
- Моя все правила знает!
- Так она старая. И перо гадкое.
- Зато ошибок не делает.
- А если неправда?..
Мы поменялись. А через несколько дней я опять имел в тетрадках плохие оценки. Пришлось на ручку не надеяться, а больше самостоятельно заниматься, чтобы перейти в следующий класс…».
В 1941 году, почти сразу с первых дней начала Великой Отечественной войны, был получен приказ о немедленной эвакуации симферопольского детского дома на Кубань. Фашисты через Перекоп рвались в Крым. Путь для детей предстоял нелегкий. Сначала поездом до Керчи, потом по Азовскому морю и дальше на территорию Краснодарского края.
В конце сентября 1941 года ребята с воспитателями приехали в город Ейск, который встретил их: «…Перспективой нешироких улиц, заботливо выбеленных солнцем, невысокими кирпичными домами, у которых большей частью окна были по-ейски с закрытыми решетками ставнями, и неумолкаемым рокотом самолетов, бороздивших в небе. По кирпичным тротуарам шли редкие прохожие, и резвился в придорожной пыли беззаботный ветерок, набегавший порывами с морского лимана.
Здания детского дома находились на окраине города, в садах, почти рядом с хоздвором подсобного хозяйства. Жилых корпусов было три. Один из них - двухэтажный. Небольшой домик в углу двора занимала контора детдома. Рядом – стояли амбары и другие вспомогательные постройки. В центре двора, по соседству с виноградником и цветочными клумбами, поселилась крытая толевым навесом летняя столовая. Между корпусами и хоздвором раскинулись изумрудные виноградные плантации и большой фруктовый сад, где трудились дети под руководством своих воспитателей, познавая живительную радость и аромат человеческого труда.
В этом детском доме до нашего приезда воспитывались умственно отсталые дети. Были среди них и те, которые прибыли сюда еще до начала войны из Симферополя. Внешнее все они имели вполне нормальное развитие. Только в общем контакте с ними можно было заметить умственные дефекты.
Но несмотря на это, умственная отсталость не мешала им получить начальное образование в специальной школе при детдоме и обучится простейшим навыкам физического труда. На подсобном хозяйстве и на территории детдома дети заботливо ухаживали за домашними животными, за садом и виноградником, за овощными культурами. Дети следили за чистотой двора и спальных комнат, выполняли несложные хозяйственные поручениями, активно участвовали в художественной самодеятельности. Только некоторые воспитанники с повышенной степенью имбецильности находились отдельно от остальных, и за ними был организован специальный уход и специальный метод школьного обучения и физического труда.
Коллектив нашего детдома администрация не объединила с контингентом умственно отсталых детей. Нас разместили совершенно в двух других корпусах, которые находились в нескольких кварталах ближе к городу, на углу Орловской и Ростовской. Причем корпус девочек был через улицу от корпуса мальчиков. Но это не мешало нам в дальнейшем проводить общую пионерскую работу: сборы отряда, линейки, экскурсии, соревнования, игры и тому подобное.
Наш детдом теперь стал называться не Симферопольской, а – Ейский спецдетдом. И это название сохранилось до конца…».
«…Однажды Лёва Орченко появился на пороге детского дома, осунувшийся и на вид какой-то растерянный. Когда ребята подошли к Лёве, он стоял, прислонившись спиной к амбару, и жевал сладкий стебелёк сухого сорго. Затем осторожно сказал:
- Ребята, если кто-нибудь из чужих у вас будет спрашивать про меня, скажите, что не знаете. Что я не воспитанник вашего детского дома.
- Ты что спятил? – испугался Коля Глухов, выпучив глаза.
- Меня полицаи ищут, но не знают, кто я и откуда, - ответил Лёва, поглаживая рукой шершавую стенку деревянного амбара.
- А не врёшь? Нужен ты им…
- Честное комсомольское, должны искать. Я уже из цистерны ночью весь бензин на землю выпустил. Теперь их машины надолго застрянут. И два аккумулятора успел утопить в колодце. Едва сам ушёл. Одна тётка в погребе в бочку спрятала меня и только сейчас выпустила….
Лёва Орченко заметно волновался и всё оглядывался: не гонятся ли за ним. Он каждую минуту был готов полезть под амбар, возле которого мы стояли. От Лёвы распространялся стойкий запах квашения.
- Когда я уходил из погреба, тётка на дорогу дала мне кусок хлеба и добрую горсть квашеной капусты с яблоками.
- А куда ты сейчас пойдёшь? - спросил я Лёву.
- Придётся смотаться к одним людям, покуда наши придут, а потом устроюсь в ближайший колхоз…
Коля Глухов дал Лёве жареной кукурузы, и мы дружески расстались. Лёва быстро пересёк шоссейную дорогу и зашагал к окраине города в сторону лимана.
Его никто не искал, да и он к нам больше не приходил. Только гитлеровцы сменили охрану у склада с горючим. Теперь вместо румын дежурили немецкие автоматчики с овчарками, которые не пропускали на территорию склада даже венгров и итальянцев, подозревая их в неблагонадёжности.
- Своим стали не доверять. Звери и то дружески живут между собой, —сказал Вася Крымский, когда узнал о событиях на складе горючего. - А всё же Лёвка Орченко молодец, расшевелил вшивых гитлеровцев. Пусть не забывают, что на чужую землю пришли…»
В трагические для детей Ейского детского дома дни 9 и 10 октября 1942 года Лева Орченко находился на подсобном хозяйстве и видеть все своими глазами он не мог. Но по рассказам тех, кому удалось выжить, прекрасно представлял картину всей трагедии, ведь там погибли его друзья, те, с кем он жил, учился, трудился, играл в музыкальном оркестре…
А что с ним было дальше, как жил он после той страшной трагедии? Об этом я узнала от его младшей дочери Ольги Леонидовны Лялиной (Орченко).
5 февраля 1943 года город Ейск был освобожден от немецких оккупантов. И выжившие ребята детдома тоже продолжали жить и учиться в Ейске. Но поскольку Леве Орченко было уже 17 лет, то он 24 февраля 1943 года пошел работать сначала учеником механического цеха, а затем фрезеровщиком этого же цеха Ейского станкостроительного завода.
В 1949 году, когда началась паспортизация населения, решил имя Лев заменить на Леонид. Таким образом, Лев Орченко стал Леонидом Ивановичем Орченко! В 1950-м году женился, родились прекрасные две дочери. В 1966 году окончил Армавирский ветеринарный техникум отделения фельдшеров, а затем Новочеркасский ветеринарно-зоотехнический институт и стал дипломированным врачом-ветеринаром. Но душа тянула в Крым. Вместе с семьей Леонид Иванович переехал в село Чайкино Джанкойского района. В 2013 году Л.И. Орченко не стало, похоронен он там же на своей Родине.
Младшая дочь Леонида Ивановича Ольга Леонидовна, так хорошо знавшая своего отца, совершенно ничего не знала о его детстве. Многие интересные истории ей поведала я. Мы съездили на могилу 214 детей, что на городском кладбище, где она мне призналась, что выполнила последнюю волю своего отца – поклонилась тем, кому не пришлось родить детей и прожить долгую и счастливую жизнь.
(В статье использованы фотографии из фондов музея и личного архива О. Л. Лялиной (Орченко).
Заместитель директора Ейского музея М. Г. Сидоренко
